Красный, синий, зеленый, черный, желтый, белый.
Красный. В кино всегда режут красный, но жизнь это не кино. Здесь не бывает хэппи эндов, жены не прощают изменивших им мужей, а погибшие в Афганистане сыновья вдруг не стучатся в дверь. Здесь все иначе, вдруг не появляется невероятного дядюшки с толстым кошельком, который давным – давно написал завещание на имя главного героя. Вообще-то, реальный мир куда более скучный, чем кино. Здесь и взрывы не такие, да ещё и оборачиваться приходится, чтоб не прилетело ничего вслед. И здесь нет Санты.
Синий. Его режут вторым. Если красный оказался липовым, то обычно режут синий. Рука не дернулась в их сторону. Синий цвет напоминал о небе, таком бескрайнем и абсолютно неподвластным человеку, даже самый надежный самолет не защищен от удара молнии, стаи птиц в турбине, плотной облачности или просто урагана. Может, синий?
Зеленый. Он напоминал о траве возле реки, его почти никогда не режут, как-то даже не вспоминают, будто его и не существовало вовсе. Для чего вообще нужен зеленый? Быть может, благодаря нему горит лампочка или же тикают часы. Но это вряд ли, ибо чаще в сего, в таких вещах в классике использовались большие, красные, тикающие неповторимо громко часы.
Черный. Он был не всегда, в кино вообще предпочитали яркие цвета, как будто главного героя это могло сбить столку, да и черный вполне может вогнать в депрессию.
- Тени, серые, синие, черные, освещались только алыми сполохами его ярости, - процитировал Пол абзац из недавно прочитанной книги. Он все продолжал выбирать. Черный самой собой отпал из этого невероятного списка. На подходе был следующий цвет.
Желтый. Он напоминал о пшенице, пшеница напоминала о хлебе. Пол не любил хлеб, призывы кормящих мамаш о том, что от хлеба толстеют здесь были не при чем. Просто хлеб был для Пола чем-то таким обыденным, не вписывающимся в стиль его жизни. Так же он относился и к итальянским багетам. Серьезно относится к такому тонкому и длинному хлебу, было абсолютно невозможно, Пол не мог взять багет и не вступить в «бой» с восьмилетним мальчишкой, вообразившим себя белым рыцарем круглосуточного супермаркета.
Пшеница ещё напоминала о поле. Даже скорее о полях, бескрайних золотых просторах, которые только при помощи комбайна собирал его отец. Отец, поле, комбайн. Дом. Ферма. От мысли о последнем Бёргдал поморщился, все ещё смотря на желтый. Он не был дома с тех самых пор, как исполнилось восемнадцать, понятия не имел, как там его сестра, что младше него на пять лет, не знал, живы ли родители, осталась ли при них ферма или все давно кануло в Лету.
Он не звонил. А они не искали. Ну и славно.
Белый. Этот цвет по жизни таил в себе что-то невразумительное. Так, например, стены в психиатрической лечебнице были белые и мягкие, так же как и в больнице палата ассоциировалась именно с этим цветом. Белый был зловещее, нежели черный. От белого пахло смертью и стерильностью. Таблетками и микстурами от кашля, которые непременно приведут к осложнению, тогда кто-то впадет в кому, а в конце, энцефалография будет прочерчивать идеальную ровную линию, сообщая всему миру о смерти. О смерти от микстуры от кашля. И линия будет на идеально белой бумаге.
Бёргдал абсолютно все слышал вокруг, к своим сорока годам он был очень талантлив, в преступной деятельности, как водится. Он слышал, как вдалеке ревет движок автомобиля, как ветер раскачивал ржавую вывеску «запретная зона» и скотч, давным-давно потерявший клейкие свойства, намотался на брошенную покрышку и шелестел. Где-то на крыше сидел ворон, довольно гаркнув, он взмахнул крыльями, но не улетал. Стоя на центральной площадке перед заброшенным складом, Пол немного сгорбился, что при его высоком росте смотрелось очень не красиво, только любоваться на него все равно некому было. Деревья на складе незамедлительно сообщили о своих правах, прорастая на балконах, крыше, посреди оставленных ящиков и полок, одуванчики разрывали асфальт, ветер трепал оставленные блоки, дожди помогали ему в этом, кроша бетон на мелкие камни. Сетчатый забор был местами порван, от ворот не осталось и следа, наверняка какой-нибудь фермер забрал их себе, установив в коровник или курятник.
- Белый или красный? – спросил он у своей интуиции, но она молчала. Иногда можно было бы решить, что это его вторая личность, способная вредничать.
Машина остановилась возле того, что осталось от сторожевой будки охранника, из неё кое как вышла женщина, но Пол ещё не поднимал на неё взгляда, рассматривая красный и желтый. Он говорила, а он слышал абсолютно каждое её слово, пока она снимала плащ и разминала крылья. В этом преимущество мира мутантов – им все равно, как ты выглядишь, особенно «плохим парням», ибо именно среди них попадаются разные экземпляры. Например, Тодд.
- Я и сам кое-что узнал, - растягивая слова ответил Пол, полностью проигнорировав это неприятное «Пауль». Смахивало на францзскую вариацию его имени, а Францию Пол просто ненавидел. Гордился тем, что его фамилия отдает «ароматом» Германии. Язык у них прикольный.
Пальцем Бёргдал чиркнул по дисплею телефона, «перерезая» белый провод, незамедлительно из динамика последовал звук взрыва.
- Дьявол! – с улыбкой на лице воскрикнул Пол, - так и знал, что надо было красный резать, - на мониторе появилось «Game over» и картинка убитого сапера. Вот так всегда- шишь добьешься в таких пустяковых делах от интуиции её феерической подсказки. Что ж. Он убрал телефон в карман, глянул на женщину. Она весьма сексуальна, но высокий рост был крайне необычен. Даже более необычен, чем крылья. Пол не привык смотреть на женщин снизу вверх. Он присвистнул.
- Из школы помню, что в атмосфере, чем выше – тем холоднее, - вдруг сказал он, - как думаешь, разница между температурой твоего лба и ступней будет заметна? – шутил он абсолютно беззлобно, не стараясь задеть за живое, просто нравилось говорить глупости и это не смотря на вполне «серьезный» возраст, - ладно, ты права, Эрик не вдавался в детали, но я только узнал кое-что о военной базе, которую ты присмотрела, что же мы ищем и какова цена моей помощи?